Алхимия в средневековой культуре
В этих случаях и железо—
искомая теза. Подобные симптомы в мышлении алхимика неминуемо
ведут и к изменениям в способе идеализации объекта, когда антитеза
и теза — сравните с неоплатоническим бытием алхимии — переливаются
друг в друга, вновь утрачивая жесткость противопоставленности.
Если в XIII—XIV веках антитетический ряд дискретен, в XV—XVI веках
иначе. У Иоанна Исаака Голланда, например, прочтем: «Каким
образом должно превращать все тела? Во всех оных телах две открытые
природы надлежит сокрыть и две сокровенные открытыми учинить; потому
что открытое несовершенно и исполнено пороков; сокрытое же a
металлах постоянно, хорошо и совершенно; и того ради сделай его тайное
явным и опять явное тайным, то получишь чистое, совершенное и постоянное
тело, которое и навеки таковым останется» (1787, с. 32) 13. Оппо-
12 Есть еще,— правда, в ограниченном смысле—бог и над этим богом — философский
камень, над ним еще один бог — сам алхимик. Псевдохристианское многобожие.
13 Обратите внимание: александрийский ход смещения низа и верха был в алхимии
всегда, то уходя в тень, то вновь выступая на алхимическую авансцену.
» 137 «
зиции притупляются. Противоположное не столь решительно подлежит
столь же решительному отсечению. В то же время телеологичность мышления
на пути к результату остается непоколебленной.
Исходная нравственная посылка, ставящая алхимика в демонический
ряд соперников бога, состоит в том, чтобы улучшить дело природы, начав,
правда, с подражания ей. Повторить путь творящей природы, но в ускоренном,
свободном от случайных накладок темпе. Но там, где повторить,
алхимическая игра противопоставлений выступает приемом инструментальным.
Такой характер алхимических повторений в подраженис
природе неотрывен от магико-обрядовой структуры алхимических рецептов.
Просьба-формула помогает только достойному сыну истины.
«О ты, эссенциальный огнь, великое драгоценное сокровище, ничем неисчислимое!
Ты подаешь здоровье, долговременную жизнь, счастье, честь
и богатство. Из тысячи один бывает ли когда достоин вместить тайны,
в тебе сокрытые. Но просящему дается» (Сендивогий, 1787, с. 345). Великое
деяние представляется занятием внеофициальным, противостоящим
христианской культуре официального средневековья, но и гипертрофированно
подражающим ей. Не ортодоксально-христианский характер этой
молитвы очевиден. Она — язычески-христианская молитва. Христианский
антитетизм черномагической алхимии видится сквозь языческий туман.
Застывшие языковые конструкции ярко запечатлевают двойственную
природу алхимического мышления: «В свинце таится смертная
жизнь — vita est mo r tua (разрядка моя.— В. Р.), и эта тайна
среди других тайн есть наибольшая, как говорит философ; нет ничего, что
бы ближе свинца к золоту приближалось» (Голланд, 1787, с. 107). Он
близкая антитеза золота. Он смертен в жизни и жизнен в смерти, что
и дано в формуле . i ta est mo r tua (жизнь смертна — смертная
жизнь). Свободная игра алхимических рождений — умираний.
Сплав из некогда разнородного. Пространство преодолено алхимическим
мышлением, нацеленным скорей на символизм, нежели на
антитетизм. Но можно рассмотреть эту формулу иначе — в свете средневекового
антитетизма. И это будет не бессмысленно, если учесть со-бытие
алхимии и средневекового христианства. Применительно к паре несовершенный
металл — золото ее структура в оппозиции
смерть — жизнь может быть записана так: жизнь — Жизнь,
Смерть, или (в оппозиции Да — Нет): Нет, да — Да.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.