Алхимия в средневековой культуре
13 Но тогда бесформенный, «физико-химический» эссенциализм должен быть понят
как христианский поиск божественно оформленной сущности, когда во имя последней
разрушается до поры несущественное (точнее, внесущностное) тело.
» 312 «
Алхимия — фрагмент европейской средневековой культуры, но фрагмент
особенный: полифункциональный, синкретический. Алхимия есть такая
историческая данность, которая схватывает магистральное движение
средневековой христианской мысли. Алхимия интеллектуально тождественна
европейскому средневековью. И тогда она — единственный в своем
роде микрокосмос средневековой культуры. Можно сказать еще определенней:
алхимическое мышление не только микрокосмос, но «инвариант»
(ядро, сердцевина) средневекового мышления; единственный в иерархии
культурно-исторических ценностей, явленных в культуре европейского
средневековья. Даже астрология — с виду полный аналог алхимии —
уступает ей в одном, но в очень существенном: алхимия — материальна,
предметна, операциональна.
Итак, алхимия тождественна средневековью в целом. Алхимическое
мышление средневеково. Средневековое мышление алхимично. И, наконец,
последний шаг, предельно заостряющий мысль: не будь в средние
века алхимии, средневековое мышление все равно было бы в принцип
е алхимическим 14.
Такая источниковедческая интерпретация алхимического текста открывает
чрезвычайно привлекательную возможность: исторически реконструировать,
исходя из алхимических реликтов, алхимию как «инвариантное
ядро» средневековой культуры, средневекового мышления15. И к
этому есть определенные основания. Вот они.
14 Столь сильное утверждение — лишь полемический тезис, призванный с максимальной
выразительностью обозначить определенную историографическую традицию вне
зависимости от социокультурной оценки этого тождества. Сошлюсь также на работу
Карла Густава Юнга «Психология и алхимия» (Jung, 1963). Идея «инвариантности
» алхимии как типа деятельности выражена у Юнга куда более глобально.
Воспарив над средневековьем, алхимия предстает как некий всеземной «архетип»,
как извечный алхимический пласт «коллективного бессознательного». Юнг априорно
утверждает архетипичность алхимического символа, снимая движение предмета
в истории, а с ним и историчность мышления. Теория «архетипов» как извечных биологических
детерминант обессмысливает задачу исторической реконструкции алхимии
как феномена культуры принципиальной внеисторичностью исходной посылки
швейцарского психолога. Сочинение Юнга, однако, содержит немало блестящих наблюдений
над собственно алхимическим материалом.
15 С. С. Аверинцев, отмечая внешнюю похожесть христианского и алхимического мифов,
считает все же, что алхимики александрийской поры — «блудные сыны» того
же семейства, а именно греческих отцов церкви, в некотором смысле их «собратья,
хотя и сомнительные». Однако их взаимоотношения были настороженными, ибо, несмотря
на сходство с христианством, алхимическая деятельность всегда «оглядка
на... фантастически передразниваемый образец», хотя и почитаемая адептами «-божественной
наукой» '.... ........). А это, по их мнению, должно было отождествить
алхимию с теологией (Аверинцев, 1973, с. 49—50; см. также более ранние работы:
Рабинович, 1971 [1974]; 1973). Алхимия — «божественное и священное художество
», «мистическое художество философов» (Аверинцев, 1973; Real-lexikon
fur Antike und Christentum, 1950, 239—260). Липман тоже отмечает сходство христианской
и алхимической структур, тонко проницая в алхимике конструктора-творца,
равняющегося на бога.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.