Алхимия в средневековой культуре
Хотя
первое — всенепременно в форме и в терминах второго.
Б. Н. Меншуткин считал, что «алхимия, первоначально стоящая на почве
наблюденных фактов, мало-помалу превратилась в мистическую литературу,
отчасти религиозного характера, переполненную таинственными
секретами» (1937, с. 55). Между тем в силу особенностей средневековой
культуры алхимики никогда не стояли «на почве наблюденных
фактов», хотя и пользовались результатами собственных наблюдений.
Цель была практической, «почва» совсем другая — средневековое мироощущение.
Исходить из наблюденных фактов, из самой природы —
это уже новое время. Согласно Дж. Л. Китреджу, «поздняя алхимия как
в старом, так и новом свете не создала, по существу, ничего, что могло
бы перейти в химическую науку» (Kittredge, 1927, IX [3], с. 440—445).
Не только поздняя, но и ранняя алхимия не была, да, вероятно, и не
могла быть непреложным основанием для химической практики, потому
что она была иным. Поэтому даже такое поразительное высказывание
К--А. Райхена — алхимия есть «тот катализатор, который вызвал
век открытий в Европе» (Reichen, 1963, с. 21),— тоже неверно, ибо катализирующая
функция алхимии в ином: она — преобразователь средневекового
мышления. Но такой, впрочем, преобразователь, когда и сама
алхимия преобразуется — станет химией нового времени, вернее, уступит
ей свое место, не будучи ее прямой предшественницей.
Аскетически-горячечный образ алхимика, нарисованный Герценом,
точно схватывает историческую действительность. Правда, не всю действительность.
Не напрасно спорят историографы эллинистического,
греко-египетского герметизма. Р. Фестьюжье (Festugiere, 1944—1954)
не находит и следа культовых действований в герметических текстах,
считая эти тексты только литературой — не литургией. Р. Райцен-
штейн (Reitzenstein, 1904) склонен к иному, подчеркивая сакральный
кастовый характер герметического братства. Между тем сам
предмет дает к тому и другому достаточно веские основания. Легче всего,
однако, всю проблему свести к констатации алхимии как вульгарно-
эклектической смеси отголосков платонических, пифагорейских, стои-
7 Целью трансмутации при определенных обстоятельствах могло оказаться и серебро,
и даже железо. Тогда именно эти металлы были бы целью совершенствования. Однако
не столько металлов, сколько самих совершенствователей. Почти тождество
миростроительства самостроительству. С акцентом на последнее.
» 308 «
ческих идей, замешанных на поверхностно понятых постулатах иудаизма
и зороастризма, взращенных на эллинистической почве александрийской
учености, осуществляющей сближение греческой и египетской религиозных
доктрин8. Двойственная игровая природа алхимии предопределена
генетически.
Лейденский папирус (III в.), например, приписывает божественному смеху
созидательную миротворящую роль: «Когда бог смеялся, родились
семь богов, управляющих миром... Когда он разразился смехом, возник
свет... он разразился смехом еще раз — хлынули воды... Семикратный
смех породил душу» (Бахтин, 1965, с. 80, прим. 1). Точно уловил игровой
характер раннесредневековой алхимии как литературы и литургии Томас
Манн: «Мы говорим об остроумии, потому что в маленьком космосе
нашей истории этот принцип занимает определенное место... обладает
природой гонца на посылках и ловкого посредника между противоположными
сферами и влияниями... В стране Черной земли это расторопно
легкое, примирительно веселое посредничество еще не нашло настоящего
воплощения в каком-либо божестве.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.