Алхимия в средневековой культуре
Предостережение отчуждающемуся
человеку. Лишь мот и гуляка Альбер, племянник несчастного Скупого,
свидетельствует о физической жизни своего дяди, готовый при случае
прервать эту мнимую жизнь во имя исполнения мнимых трансмутаинй,
потенциальной, по неосуществимой своей мощью воспаляющих мозг барона,
бездействующего — по принципиальным соображениям — злато-
владельца. Трансмутация в золото завершилась. Цельный человек
трансмутировался в человека «частичного». Шел XVI век 30.
Приближение к нынешним временам отдаляет образ прошлого — остается
орнаментальная рамка картины, почитаемая самой картиною. Середина
XIX века, разглядывающая средние века, именно такова. Романтизация
средних веков в историографии XIX века— оправданная
реакция на желчно-рационалистический век минувший.
Гоголь, «О средних веках». Его описание средневекового алхимика, конечно
же, романтическое; настолько, впрочем, романтическое, что вовсе
не мешает включить магико-колдовскую жизнь средневековья в празднично-
жутковатую чертовщину «Вечеров...» и «Вия». Декоративная романтика.
Однако несколько больше, нежели только декоративная.
Пытливый ум алхимика, доискивающийся истины,— предшественник нового
ума, озабоченного осуществить всесильные устремления новой науки.
Приведу это гоголевское описание. «А занятия алхимиею, считавшеюся
ключом ко всем познаниям, венцом учености средних веков, в которой
заключалось детское желание открыть совершеннейший металл,
который бы доставил человеку все! Представьте себе какой-нибудь германский
город в средние века, эти узенькие, неправильные улицы, высокие,
пестрые готические домики и среди них какой-нибудь ветхий,
почти валящийся, считаемый необитаемым, по растреснувшимся стенам
которого лепится мох и старость, окна глухо заколочены — это жилище
алхимика. Ничто не говорит в нем о присутствии живущего, но в глухую
ночь голубоватый дым, вылетая из трубы, докладывает о неусыпном
бодрствовании старца, уже поседевшего в своих исканиях, но все еще
неразлучного с надеждою — и благочестивый ремесленник средних веков
со страхом бежит от жилища, где, по его мнению, духи основали
приют свой и где вместо духов основало жилище неугасимое желание,
непреоборимое любопытство, живущее только собою и разжигаемое со-
30 Именно в это время набирающая силу буржуазия уже «сорвала с семейных отношений
их трогательно-сентиментальный покров и свела их к чисто денежным отношениям
» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 427).
» 183 «
бою же, возгорающееся даже от неудачи — первоначальная стихия всего
европейского духа,— которое напрасно преследует инквизиция, проникая
во все тайные мышления человека; оно вырывается мимо и, облегченное
страхом, еще с большим наслаждением предается своим занятиям
» (1952, 8, с. 23).
Многое здесь и в самом деле от истины: и «благочестивый ремесленник»,
со страхом бегущий от жилища алхимика, и алхимическая надежда,
воспаляющая ум адепта, и, наконец, желание одарить человечество, облагодетельствовать
его. Все это верно! Возможно, верно и самое описание.
Но... «первоначальная стихия всего европейского духа» (надо полагать,
новоевропейского). Опять-таки выход в пиокультурный контекст
с обязательным исчезновением самой алхимии, хотя и с изображением
ее внешности. «Благочестивый ремесленник средних веков со страхом
бежит от жилища» алхимика. Верно! Но и живет рядом с этим жилищем.
Именно только такое соседство и составляет историческую возможность
алхимии.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.