Алхимия в средневековой культуре
Ни то, ни другое движение мысли, взятое порознь, не воспроизводит
образ алхимии, ибо в первом случае схватывается предмет на уровне
феномена вне развития; во втором — как будто улавливаются преобразования
алхимии; на самом деле подлинное развитие предмета предстает
квазиразвитием в меру оторванности алхимии от естественной
среды. Живая ткань, вынутая из физиологического раствора и помещенная
под иссушающими лучами строго дозируемого, прагматически понятого
прогресса. Лишь двунаправленное исследование, синкретически
суммирующее эти два движения мысли, может осуществить реконструкцию
алхимии как средневековой деятельности, постичь ее предсущество-
вание в позднеэллинистическом ее прошлом, осмыслить также и ее последствия
в виде научной химии, химической технологии, нового хемооккультизма.
41 Последующие замечания лишь обозначают проблему, не претендуя на всестороннюю
ее разработку. Это тема самостоятельного исследования.
» 337 «
Какова же та объективная историческая реальность, в которой во всем
своем многоцветий, разноголосии и полнокровии одновременно осуществлены
эти два движения в развитии алхимии, разделенные в конкретном
исследовании? Эта реальность—человек европейского средневековья,
помнящий о своем античном прошлом, но и грезящий о своем ренессан-
сном будущем. От человеческой деятельности — к деятельному
человеку42.
Очевидность с первого взгляда такова, что творческая личность в силу
своей уникальности выходит за пределы и стиля мышления, и «среднего
человека»43 изучаемой культуры. Тогда-то и возникают два типа аберраций
исторического зрения: либо акцент на выход творческой личности
за мыслительный горизонт своего времени, либо, напротив, отказ герою
исторического повествования в какой бы то ни было значимости (особенно
с ретроспективных позиций последующих времен). Но едва ли это
нужно доказывать — и то и другое равно внеисторично.
Между тем, в отличие от «среднеарифметического» человека, творческая
личность как бытийная реальность видится средоточием динамического
равновесия контрнаправленных движений в самом мышлении:
стать иным, преодолев самого себя; остаться прежним, выразив
в творческой личности наисущественнейшие свои потенции, скрытые
в «среднем человеке», но предельно явленные в динамической модели
творческой личности. Тогда творческая личность данной культуры предстает
как начало и конец этой культуры, как ее рождение и
вырождение. Иначе говоря, творческая личность в относительно
замкнутой зрелой культуре может быть осмыслена в единстве крайних,
критических ее состояний. Но именно в этих формообразующих (фор-
42 Уникальный характер каждого жизнеописания, хотя бы по причине уникальности
его предмета, очевиден. Между тем тот, чья жизнь описывается,— человек своего
времени, своей культуры, сросшийся с ней, неотделимый от нее. Но именно события
интеллектуальной жизни культуры, в которой живет творец, по большей части остаются
оторванными от собственно жизнеописания; предстают в виде неорганичного
довеска, мало что значащего фона, инородным образом лишь соприкасаясь с реальной
биографией самой личности. Фермент типического, инвариантного — словом,
всего того, что определяет культуру эпохи,— бесследно покидает такие индивидуализированные
построения. Но вместе с типическим исчезает и... личностно-неповто-
римое, обращаясь в беллетризованный антиквариат. Историческому воссозданию
творческой личности, принадлежащей данной культуре, должна предшествовать в
некотором смысле априорная реконструкция идеализированной модели творческой
личности этой культуры.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.