Алхимия в средневековой культуре
862—
877) посвящена обоснованию опытной науки как истинной добытчицы
знания, тождественного пониманию, ибо «силлогистическое доказательство
обучает знанию, понимание же должно сопровождаться опытом, а
не голым доказательством» (с. 873). Понимая, однако, что в ссылках на
Аристотеля натяжки неизбежны, Бэкон пишет: «Если же он (Аристотель.—
В. Р.) говорит в первой книге «Метафизики», что те, кто знает
основания и причины, более мудры, чем обладающие опытом, то там речь
идет о тех, кто из опыта знает только голую истину без [знания] причин.
Я же говорю здесь о таком обладающем опытом человеке, который из
опыта знает и основание, и причину» (с. 873).
Но только созерцательный опыт здесь бессилен. Одолевая эту трудность,
Бэкон говорит о двояком опыте. Первый из них — низшего рода. Он
приобретается с помощью внешних чувств. Именно он удостоверяет нас
относительно телесных вещей, удовлетворяя жаждущий познания дух и
успокаивая его в сиянии истины, даруя при этом благо и помогая избежать
зла. Следовательно, одних только доказательств недостаточно.
Нужен опыт ощущений. Но такой опыт не касается вещей духовных, да
и относительно телесных вещей удостоверяет нас не вполне. Необходим
40 Пересказывая эту притчу, не могу сослаться на источник. Может быть, этого спора
вовсе и не было. Может быть, это легенда. Пусть, Но ведь легенда, по Саллюстию,
это то, чего никогда не было, но зато всегда есть (Sallustii, 1881, с. 33). Достоверность
универсального вымысла — ложность единичного факта.
» 249 «
опыт иной, нимало не исключающий первый: опыт, проникающий сквозь
заслон очевидного в ощущениях. Согласно Бэкону, это опыт мистический,
даруемый божественным озарением, в отличие от опыта человеческого,
данного в ощущениях. В мистическом опыте, по Бэкону, и таится постижение
бога как первопричины всего. Следствия же подведомственны
опыту внешнему и постигаются созерцательным наблюдением. Но если
причина (бог) понимается как наибольшее бытие, то следствие лишь к
нему сопричастно. Между тем причина {причина причин) у Бэкона отсечена
от мира творений, но всегда имеется в виду. Вещи в мире вещей
кажутся самоценными, хотя их самоценность всенепременно божественна.
И все-таки в познании как в целокупном акте теоретическая чувственность
(опыт есть созерцание — admiraiio) отождествлена с опытом мистическим.
Причем последний предшествует непосредственному созерцанию.
Поэтому бэконовский индуктивизм проявляется лишь в сфере доказательства.
На деле же, то есть в интуиции, теория познания Бэкона
дедуктивна.
В интуиции... Это не оговорка. Переход ко всеобщему основанию у Бэкона
есть озарение — интеллектуальный, Фаворский свет; но и чувственный.
И тот и другой предстают в своей одновременности, частичной
тождественности. Свет как субстанция, исследованию которой и посвящена
оптика Оксфордской школы, понимается как универсальная деятельность,
в которой опыт чувственный и опыт мистический живут
купно и нераздельно. Поскольку, однако, идея субъекта снята в озарении,
постольку мир вещей мыслится относительно объективированным.
Это ведет к пониманию мира как изделия, изготовленного природой
ли, богом. Важно, однако, что изделия. Творец, теург, демиург, мастер,
ремесленник... Такое снижение в роджер-бэконовском контексте вполне
естественно.
Опытная наука «одна дает совершенное знание того, что может быть
сделано природой, что — старательностью искусства, что — обманом...»
(с.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.