Алхимия в средневековой культуре
Существование алхимии свидетельствует
об этом: алхимические занятия, по букве христианства,
кощунственны. Вместе с тем особенности алхимического мышления
способствуют скорее гармонии, нежели разладу. Алхимия как гипертрофированный
образ официального средневековья и способствует, и препятствует
этому. Не потому ли «обалхимиченный» средневековый рецепт
и воспринимается как буквальное руководство к действию, и
обладает достоинствами разночтения? Это свидетельство многослой-
ности средневекового общества, функционально упорядоченной его
организованности.
Рецепт-вещь и рецепт-молитва. Дело и Слово. Действие и священнодействие.
Алхимический рецепт в контексте этих оппозиций — посередине.
Он — овеществленная молитва. Сад, взращенный садовником на
райской почве ежедневного молитвенного благочестия, и Гефсиманский
сад, цветущий от соков земных, оборачиваются в алхимическом рецепте
садами Семирамиды, в реальных кущах которых реально живут реальные
львы и драконы. Зато корни деревьев этих садов погружены в бессолевые
почвы, предназначенные для бесплодных алхимических селекций.
Но в алхимическом рецепте живет самостоятельной жизнью словесно-
вещественный кентавр, внятно выражая действенно-деловой
смысл молитвы и священнодейственный смысл ремесленных процедур
по производству вещей.
Приобщение к авторитету соборности, а вместе с этим приобщением
растворение во всеобщем субъекте — боге и только таким образом обретение
глубочайшей субъективности есть подлинное чаяние мастера,
делающего вещь. Подлинное же чаяние послушника есть его собственная
земная жизнь, им же осуществленная, но с помощью молитвы и
внявшего ей бога. Вещь, созданная послушником,— это его праведная
жизнь, достойная по смерти райского, блаженного и вечного продолжения.
Опять-таки приобщение к собору, но сначала словесным — молитвенным
образом. Алхимик — сам себе собор: оратор и оратай, демиург
и творец. Богоравный, индивидуально противостоит богу. Он же индивидуально
с ним и сопоставлен. Тогда и алхимическое золото, полученное
в результате осуществления алхимического рецепта, не есть только
» 51 «
воспроизведение природного золота-образца. Оно самоценно и конкурентоспособно.
Даже по отношению к своему создателю. Изделие алхимика
в пределе может быть отделено от него самого, как, впрочем, и
сам алхимик, одновременно оперирующий вещественным словом и словесно
оформленной вещью. Но все эти возможности еще предстоит
разглядеть в алхимических рецептах.
АЛХИМИЯ, исподволь подтачивающая остов официального средневекового
мышления, высвечивает скрытую природу средневекового рецепта.
Вот почему обращение к алхимическим реликтам есть не отдаление
от средневековья, а приближение к нему.
Принцип алхимического золота — бескачественный и бесформенный
принцип; но и предельно конкретный, вещественный. Золото упрятано
в шелуху тварного, несовершенного. Столкнувшись с одухотворенно-
телесным средневековьем, алхимический «физико-химический» эссенци-
ализм осуществляет себя в жестком средневековом рецепте, который в
виде запретов как бы воссоздает разрушенную телесность. Имя, оторвавшееся
от вещи, странно соседствует с вещью. Эссенция адептов
причастна божеству. Может быть, даже заменяет его. Но в ходе своей
средневековой жизни она становится субъектно-конкретной, совпадая
с бесконечным субъектом — уже не бесформенным, а представляющим,
напротив, сверхформу, форму форм. Об этом говорят источники.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.