Алхимия в средневековой культуре
В каждом моралисте скрывается алхимик. История философского
камня — это легенда души очищающейся, переходящей от
бессознательности, от... знания путем страстей к торжеству воли и добродетели,
это — история святых и героев...» (Boiz, 1962, с. 57). Так в
сочинениях современных оккультистов представлен четвертый ракурс:
алхимия есть сверххимия. А может быть, алхимия и в самом деле дает
повод к таким сомнамбулическим фиоритурам? Алхимик — околокультурный
дилетант? Не это ли и определило эллинистическую, средневековую
и возрожденческую судьбы алхимии, равно и жизнь ее в новой
истории — в качестве реликта?
ТАКОВ НАБОР «химических» интерпретаций алхимии. Не трудно заметить,
что хвалители-адепты и хулители-антиадепты, соучастники и со-
12 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 373. 3 Там же, с. 382, 383.
» 31 «
временники алхимического Великого деяния, предвосхитили химическое
источниковедение алхимии, как бы предусмотрев все четыре
его вариации: лжепаука, предхимия, химия, сверххимия.
И все-таки вновь тот же вопрос: химией или не химией была средневековая
алхимия? А может быть, алхимический источник есть просто... алхимический
источник, требующий целостного обозревания — во всяком
случае взгляда синтетического? Историография алхимии зафиксировала
и такие мнения. С анализом этих мнений повременим, отметив
пока частичный характер «химических» интерпретаций алхимии
как деятельности, а значит, и алхимического текста. Алхимический
текст как источник исторический остался неприкосновенен, ибо еги
так называемый химический экстракт не есть свидетельство его сути.
Все осталось, как было. Прочтение текста не состоялось.
НО ВЕРНЕМСЯ к нашим драконам.
Практический подтекст рецепта как будто уже раскрыт. Два предметных
пласта обнаруживаются сразу: свинец, его окислы и соли, с одной—
земной стороны; и их почти двойники — львы и дракон, благоденствующие
под сенью и под синью неба.
Приключения льва запечатлены не только в алхимических, но и в иных
текстах средневековья. Дракон — полисемантический парафраз древнеегипетского
Уробороса; иносказание гностического змея познания.
Жертвенные перипетии львов и дракона, очищенных в священном огне,
даны как занимательные приключения, героизирующие их участников.
Именно приключенческая природа главной алхимической субстанции—
металлов—делает повествование эпически полнокровным, а пафос
совершенствования — боговдохновенным. Неукоснительность предписания
роднит алхимический мир с алхимическим мифом. Магические
заклинания, обеспечивающие успех предприятия, слышны в невыразимом
безглаголни.
Когда же в рассказ вторгается вдруг такое: «Киммерийские тени покроют
реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри нее истинного
дракона, потому что он пожирает свой хвост», нет сомнения, текст
такой мощной метафоричности действительно исполнен эстетических
притязаний. Если же углубиться к началу, вернее, к началам — аристотелевским,
космогоническим, обернувшимся алхимическими началами,
мы можем включить этот рецепт в фундаментальный контекст древних
космогонии. Текст этот предельно зрим и таит в себе возможности быть
изображенным. Жанровое многоголосие алхимического сочинительства.
Так что же такое алхимический текст, понятый как исторический источник?
Это — все вместе —«физико-химическая» процедура и натурфилософская
теория, магический ритуал и языческое чернокнижие,
схоластическое философствование и мистические озарения, истовый
аристотелизм и неуклюжее варварство, дорождественские космогонии
и христианская боговдохновенность, неукоснительная обязательность
мифа и эпическая остраненность, высокая литература и изобразитель-
» 32 «
пый артистизм Неужто нераздельно? Пожалуй, что так.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.