Алхимия в средневековой культуре
Но Experimentum et experien-
tia; сущность вещи и ее мастер; первоматерия и квинтэссенция; совершенствование
металла и посредник в этом совершенствовании (философский камень) ; комментатор
природы и одновременно ее соперник: все это и укладывается, и не укладывается
в схему средневекового антитетизма. Алхимическому материалу еще предстоит
основательно столкнуться с этой схемой.
» 144 «
собственный космос. Он представил символотворчество как еретический
акт, ища скрытые смыслы в материальном мире вещей, преображенном
символической игрой.
Статические оппозиции в алхимии, утратив подлинно антитетическую
природу, обрели статус изделия по отношению к беспредельной христианской
духовности. Сама алхимия предстала антитезой, изображая в
материальных гиперболических обличьях духовность средних веков. Бытие
алхимии как гротескно преувеличенной материальности есть небытие
христианской духовности. Но именно поэтому алхимия есть максимальное
мирское бытие этой же духовности. По-видимому, лишь в антитетической
паре существуют и алхимия, и официальное средневековье
в составе единой культуры европейских средних веков. Последующие
главы, может быть, основательней подтвердят это предположение.
Завершается диалог в замкнутом мире, постепенно стихая, но
все настойчивее безмолвно взывая к иным собеседникам из иных культур,
которых давно уже как бы имитирует алхимия.
Антитетизм официального средневековья возвышается над плоской дихотомией
черного и белого, мужского и женского. Умерщвленный в алхимическом
символизме, он обозначает свою черно-белую дисгармонию,
но лишь для того, чтобы опять и уже окончательно быть размытым в мифотворческой
сплошной однородности.
БОЛЕЕ ЧЕМ тысячелетний диалог «канонического» христианства и его
алхимии, его оккультного спутника, в замкнутом мире культуры европейских
средних веков взаимно обессилил спорящих собеседников. Алхимик
принимал обличье истового христианина. Христианин, глядясь в
кривое алхимическое зеркало, «исправлялся», подгоняя себя к кривозеркальному
своему изображению. Новая фаза диалога. Новый прищур
пересмешника. В ответ —новое мимикрическое приспособленчество.
И так до полного взаимоотождествления. Именно этим бы и закончилось,
если бы диалог всю эту тысячу лет оставался одинаково острым. Диалогический
поединок разлаживается. Собеседники глядят в глаза друг
другу, но уже не видят друг друга. Слушают друг друга и... не слышат.
Нужны новые оппоненты — собеседники из культур сопредельных, синхронно
или диахрошю сопредельных, но непременно из иных культур. Но
возможны ли инокультурные вторжения в интеллектуальный поединок,
происходящий в замкнутом мире культурного средневековья? А если возможны,
то каким образом они возможны?
Генотип алхимии предполагает поликультурные ее составляющие. Историческое
призвание алхимического пересмешника состоит в ежемгновенном
как бы передразнивании правоверного христианина. При этом
алхимик-шут неразборчив в средствах. Карикатура тем откровенней и
острей, чем недозволенней и оскорбительней средства: гностический змей,
неоплатоническое единое, кабала, древнеегипетское жречество, мирской
ригоризм ислама...--все идет в дело. Но все эти инокультурные средства
воплощаются: становятся равноправными собеседниками на алхимиче-
» 145 «
ском перекрестке культур, ибо сама средневековая культура уже самонастроилась
для такой беседы. Диалог в замкнутом мире превращается
в не менее драматическое интеллектуальное ратоборство несредневековых
культурных преданий на исконной территории христианской средневековой
культуры.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.