Алхимия в средневековой культуре
Легко
входит в доверие к маркграфу Мартинего, слывя адептом тайных наук.
Он ошеломлял простодушных превращением ртути в золото. Это был
наглый обман, потому что в качестве исходного мошенник брал ртутно-
золотую амальгаму в виде порошка, выдаваемого за философский камень.
В 1588 году начинаются гастроли ловкого пройдохи по городам
Европы — Вена, Прага, Дрезден — уже под именем Брагадино. Опыты
его всегда были картинпы и впечатляющи. Жуть охватывала простаков
при виде двух огромных псов самого что ни есть сатанинского вида —
несомненно двух чертей, служивших у мошенника на посылках.
В 1590 году в Мюнхене закончилась карьера ловкого грека, разоблаченного
местным судом. Одели его в позолоченный сусальным золотом
балахон и вздернули на позолоченной же виселице. Черные псы — слуги
преисподней — были здесь же застрелены из аркебузов.
Перечень загубленных жизней длится и дальше. В 1575 году герцог
Юлий Люксембургский изжарил заживо посаженную в железную клет-
18 Барон Брамбеус — О. И. Сенковский — в юмористической повести «Падение Шир-
ванского царства·» ярко живописует алхимические проделки доктора Джона Ди. 19 Средневековая алхимия вовсе не предусматривала черно-магический ритуал.
» 176 «
ку алхимичку Марию Циглер за обманный златодельческий рецепт.
В 1686 году маркграф Георг Вильгельм Байретский за то же самое
вздернул Вильгельма Кронемана. В 1720 году Август II Саксонский отрубил
голову алхимику — рыцарю Гектору фон Клеттенбергу. Саксонский
электор Август доводит до самоубийства чудовищными пытками
бывшего своего любимца Давида Бейтера, не сказавшего государю секрета
трансмутации лишь потому, что этот секрет и в самом деле был
ему неведом. Таковы позднеалхимические жития святых и лжесвятых2С1.
Впечатляющая галерея почти одинаковых индивидуальностей. Но
именно индивидуальностей, притязающих на всезнание, на благоволение
всему миру, на конечную тайну или же просто на личное
мошенническое благо. Кризис соборного, корпоративного сознания христианского
средневековья. Религиозная сверхтерпимость Филалета —
тому пример. Распад алхимического сознания — выход из средневекового
культурного контекста. Вещи эти исторически связаны, взаимообусловлены.
Не потому ли все эти истории — не что иное, как истории
бальзаковской «Шагреневой кожи» и Пера Гюнта Ибсена, ряженых в
одежды, взятые из герметического реквизита XVII—XVIII веков.
Но именно здесь кончается алхимический миф как предмет рассказа;
миф, ставший легендой. Начинается его глубинная трансформация
в принципиально иное — в постоянно действующий фермент художественного
сознания нового времени, окрашивающий это сознание в
глубокие невыцветающие тона таинственных тинкториальных о б оротничеств.
Вместе с тем неизбывность алхимических вариаций в
новой литературе с новой силой подтверждает м и к . о-м и ф о-ж и з н ь
алхимии в макро-жизни средневековой культуры21. В путь!..
КАКОЙ ЖЕ ВИДИТСЯ алхимия послеалхимическим наблюдателям?
Френсис Бэкон с высоты своего XVII века позволяет себе посмеяться
или же попечалиться, глядя на бормочущих вздор, но ищущих истину
алхимиков. Но и оценить то, что пошло в дело. «Если оке кто-либо, —
пишет он,— направит внимание на рассмотрение того, что более любо-
20 Немало глумливого рассказывает также о проделках алхимиков-шарлатанов Вольтер
(XVIII в.) в «Dictionnaire philosophique», подробно описав мошенничество одного
розенкрейцера, действующего под псевдонимом Алхимист, при дворе Генриха I,
герцога Бульонского.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.