Алхимия в средневековой культуре
Вращение
кругов по определенным правилам должно было дать правильные комбинации
субстанций и предикатов — ответы на все случаи жизни. Это
первый «кибернетический робот», который, как задумано, мог все.
Рецептурным оказывается и искусство. Разве Дантов «Ад», например,
с его иерархией кругов и рвов (в пределах каждого круга) не предполагает
рецептурно однозначную иерархию человеческих грехов? Это
выраженный в негативной форме (даны лишь запреты) величественный
моральный рецепт 4.
И лишь «ars moriendi» — «искусство умирания», в коем и выявляется с
наибольшей силой средневековое я для бога — мистическое интимное
действо — пребывает вне рецептурных приемов.
Христианская концепция мира как изделия (Лактанций, IV в.)
предполагает законченность этого мира, его изготовленность. Любое
действие — лишь комментирование мира, копирование образца. Священнодейственный
характер рецепта помогает совершенствованию образца,
но не выходу за его пределы.
Между тем строгие одежды средневекового мастера, напяленные на
мага-чудодея, выглядят разностильно. Канонический рецепт средневековья
утрачивает однозначность. Разноречие магических действий. От
образца — к образу. На этом же, впрочем, пути замышляются действия
в обход божественному предопределению, протйву послушнической покорности.
Эти действия в обход — вопрошающие, изобретательские действия—
внеположны узаконенному христианству. И все-таки в рамках
христианства. Одной ручной работы не достаточно. Нужно еще вмешательство
природы — силы, стоящей выше человека. Но силу эту нужно
еще упросить — втайне от других, от бога и даже... от самого себя. Уговорить,
убедить, влюбить в себя 5. А это уже совсем не поступок послушника.
Это в некотором роде еретический акт, хотя и оформлен в подчеркнуто
приличных терминах. Заставить надчеловеческую силу полюбить
средневекового homo faber'a — это значит превысить человеческие возможности,
вступив в соперничество с богом, особенно усердно ему
молясь.
Итак, магия есть второй — после мистики — враг рецепта. Правда, магия
не отменяет, а лишь преобразует рецептурное предписание. Впрочем,
магия и алхимия не тождественны. Но общая территория их взаимодействия
есть. Теперь же, вспомнив все то, что говорилось об
3 Возможно, проект вселенского рецепта Раймонда Луллил восходит к арабскому
прототипу. Опосредованное влияние Аверроэса (XII в.) на замысел «Великого
искусства» считают несомненным.
4 «Божественная комедия» как рецепт — лишь одна из возможных, во многом обесцвеченных
проекций живого произведения искусства на категориальную сетку средневекового
мышления.
5 «Застраховать от волшебства волшебством» (Манн, 1968, 1, с. 698).
» 50 «
алхимии как парадоксально средневековом феномене, попробуем обнаружить
взаимодействия официальной средневековой и алхимической
рецептурности; превращения, коим оказались подвержены эти разнородные
формы рецептов в результате этих взаимодействий. Ведь и
венок в честь девы Марии того послушника, полсотни раз отбивавшего
поклоны, и смягчение целибата Франциска для рядовых меньших братьев
— все это выходы за пределы образца; окно в живую жизнь.
Алхимически-рецептурное прочтение иных сфер культурного средневековья
— следствие взаимоотражснности друг в друге всех частей
средневековой культуры.
Регулятивная роль алхимии в средневековом сознании — вещь бесспорная.
Свободное отношение к ритуальной стороне жизни легко уживается
с догматическими предписаниями.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.