Алхимия в средневековой культуре
Многообразие
вещей — следствие первоматерии как причины этого многообразия.
Но самое это многообразие вещей вновь порождает рукотворный и уникальный
предмет, который алхимик ищет уже готовым, но и творит его
заново. Сам, впервые, только один раз — в первый и в последний раз! —
никому не подражая, ни у кого не учась. Демиург. Мастер. Артист.
Раймонд Луллий сообщает: в камне сокрыта тайна порошка Великого
магистерия. Эта тайна есть Солнце, Луна и крепкая водка (ВСС, 1,
с. 823). Странная, воистину художническая палитра красок: слово и
вещество; понятие-символ и вещный объект; Солнце, Луна и крепкая
водка. Квазинаучные обобщения вновь за занавесом. Первичная материя
приготовлена и больше не нужна. В руках алхимика-артиста снова резец
ваятеля и кисть художника. И все это для творческого единственного
дела во имя сотворения единственной вещи. Есть только один камень,
одна материя для опыта, один огонь, один способ варки для того,
чтобы достичь белого и красного цветов, и все совершается в одном
сосуде. Один, сам по себе, и алхимик, несмотря на то, что их тысячи.
Все равно один.
Мирской неуспех алхимика, похоже, раздражает технохимика-умельца.
На самом же деле истинное его неудовольствие коренится в другом. Зла-
то-сереброискательское «ремесло» алхимика, во-первых, укоренено в какой-
никакой, но теории; во-вторых, оно — еще и каприз артиста. Это последнее
обстоятельство особенно раздражало настоящего ремесленника,
хотя все его нападки были устремлены на разоблачение алхимического
квазитеоретизирования, ибо в тайне ремесленник считал себя тоже служителем
рукотворных искусств, но только без «божества и вдохновенья»,
полагая и то и другое помехою. И все же лучшие мастера-ремесленники
были и художники, и теоретики сразу, правда, стыдившиеся этого и прячущие
это в своих многотрудных ремесленных буднях. Таков Бернар
Палисси из XVI века, художник и теоретик, а в результате только практик
глазури. Вот что он — вдобавок к уже говоренному мною — писал об
алхимиках: «Я желаю, чтобы чтение этой книги пошло тебе на пользу.
Вот почему предупреждаю тебя: остерегайся пьянить ум свой знаниями,
добытыми в кабинетах и диктованными воображением людей, никогда
не делавших опыты. Не верь также мнению тех, кто говорит, что теория
порождает практику. Если бы люди могли осуществлять всякие замыслы
своего воображения, я был бы на их стороне. Но это ведь не так.
Совсем даже не так» (Любимов, 1892, 2, 2 пагинация [паг.], с. 98—99).
» 259 «
9*
Теория не только ничто без практики, но и не может ее даже и предвидеть.
Только опыт. Он сам себе и теория. В диалоге теории и практики,
как он представлен у Палисси, теория посрамлена практикой, которая
тычет ей свою случайно обретенную полезность. Статистика проб и ошибок,
наткнувшаяся на случай, возводит практику в ранг искусства (хотя
об этом умалчивается). «Теория: Разве я не знаю, что многие достигли
успеха в этом искусстве (делать золото.— В. Р. ) и оставили столько
прекрасных о том книг: Гебер, Арнольд из Виллановы... и прочие. И у нас
встарь кое-кто тоже умел делать философский камень. Если положить
порошка этого камня в золото, то золото увеличится стократно. Многие
и сейчас ищут того же, зная, что когда-то удавалось. Это и есть Великое
деяние. Практика: золото из семян или яйца?— Это ошибка. Алхимия
злоупотребляет словом семя, как и многими другими словами». Далее
теория приводит примеры удач. Практика же почитает эти примеры обманом
49 (Palissy, 1866, с.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.