Алхимия в средневековой культуре
. т н и ч е с т в. Клод Фролло и Квазимодо—
два романных объекта алхимических метаморфоз, осуществленных
чудодейственным, вне добра и зла пребывающим медиатором,
составленным из чистого лунного света,— Эсмеральдой. «То был ангел,
но ангел мрака, сотканный из пламени, а не из света» (с. 12, 77). Если
Клод Фролло трансмутирует от fas к nefas — от дозволенного к недозволенному,
Квазимодо совершает обратный путь к христиански дозволенному.
Нисходящая и восходящая трансмутации. К пороку, греху —
благостыне, «высочайшей высоте высот». Однако предпосылка к этим
превращениям—только в них самих. Их двойная, ребисподобная алхимическая
природа. О Клоде Фролло Гюго говорит: «Быть может, он
даже поставил свою душу на карту ради того, чтобы принять участие в
той мистической трапезе алхимиков, астрологов и герметиков, где верхний
конец стола в средние века занимал Аверроэс, Гильом Парижский
» 186 «
и Николай Фламель, а другой конец его, затерявшись на Востоке и освещенный
семисвечником, достигал Соломона, Пифагора и Зороастра»
(с. 134). Квазимодо — призрак, набросок человека, слияние действительности
с вымыслом, света с тьмой (с. 187). Чудовищно алхимическое
смешение. В результате — посмертное ослепительное сияние горних отсветов.
В случае Клода Фролло — тоже ослепительная, но тьма.
Взлет величайшей материальной греховности, с одной стороны, взлет
величайшей духовной чистоты — с другой. Инициатор тот же: плясунья
Эсмеральда —смарагд — изумруд. И все это — ценой низведения материи,
петлевания, угасания ее, освобождения скрытых в ней как темных,
так и светлых возможностей — ценой смерти. Но в то же время — преодолевающее
себя волевое подвижническое действие, хотя и под Дамокловым
мечом рока. Феб-Солнце — центральная метафора романа.
Между тем представлено это солнце безликим, бесстержневым Фебом-
офицером — никаким. Гренгуар приличней Феба, но и его никчемность
очевидна. Феб-Солнце-Золото в романе безличны. Алхимические превращения
осуществлены на человеческом материале. И лишь поэтому
эти превращения не есть алхимические. Алхимический миф стал ново-
литературным мифом. Именно так он себя осуществил, хотя и потерял
самого себя безвозвратно. Вот почему алхимическое средневековье в
романе Гюго есть мнение об этом средневековье автора романа. «Собор
Парижской богоматери»— лишь прочтение мифа о философском камне.
Мифотворческое прочтение этого мифа писателем-мифотворцем Виктором
Гюго. Миф о мифе, а потому совсем иной миф 35.
Томас Манн, «Волшебная гора» (1912—1924 гг.). Этот роман представляет
собой самое, пожалуй, значительное переосмысление алхимического
мифа; созвучное юнговской «архетипической» интерпретации алхимии.
Напомню сначала внешние алхимические приметы романа. Дается
популярный срез алхимического дела: изготовление золота, питьевого
золота, философского камня. Наполнение алхимическим содержанием
этих прафеномепов алхимии Манн осуществляет в свете «Физики и
мистики» Псевдо-Демокрита (VI в.), с коего, по мнению писателя, и началось
вторжение иррационального бродильного материала в мир разумно-
полезных идей совершенствования человечества. Алхимия осуществляет
дело очищения, облагораживания материи, ее «транссубстанциа-
цию», снятие ее двуполой природы; обнаружение в ней двойной вещи
(res bina) с последующим упразднением этой двойственности. При условии,
однако, насилия над вещью, магически-педагогического на нее
воздействия, ценой смерти — гробница, тление, очищение — преодолевающих
тленную вещественность.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.