Алхимия и Каббала

Содержание:

Алхимия в средневековой культуре

Он — и действие, и священнодействие
сразу. Если первая его природа — мирская практика,
то вторая жизнь рецепта одухотворена, божественно освящена.
Рецепт магичен, хотя он — эфемерная практика (но практика!), равно
как и заземленная теория (но теория!) в их одновременности. Поп-артистский
слепок исконной средневековой пары: схоластика—
ремесло.
Рецепты средних веков глубоко личностны, но лишь настолько, насколько
личности а личность средневековья. Индивидуальное приобщение
к авторитету, причастность к коллективному субъекту —на
этом пути осуществляет себя личность христианского средневековья.
Именно в этом контексте рассмотрена структура алхимического рецепта
с точки зрения соотношения в нем традиционного, освященного авторитетом
установившегося знания, и становящегося знания индивида.
При этом авторитаризм понят как органическая, охраняющая и поддерживающая
рецептурный стиль жизни черта средневекового мышления.
Рецептурность средневекового мышления рассматривается в его коренных
исторических преобразованиях: универсальность античной поры с
ее почти недифференцированным представлением о единстве мира, человека
в этом мире и бога; узкая специализация предметной деятельности
с противопоставлением земли и неба, плоти и духа, человека и бога—
в пору средневековья; ренессансная универсальность с преодоленными
крайностями: плоть — дух, человек — бог 18.
Средневековый рецепт регламентирует не столько то, что надо делать,
сколько то, что не надо. Массив запретов нарастает, как бы
реставрируя в алхимической практике разрушенную в поисках сущности
внесущностную форму. Умирание рецептурности поставлено, таким
Здесь необходимо уточнение. Универсальность от неумения (топор каменного века,
изготовленный одним мастером, в равной мере специалистом . по лезвию, и по топорищу)
и универсальность более высокого порядка (архитектурный замысел Парфенона,
когда вовсе не обязательно быть «спецом» я по дверным ручкам) — веши
разные. Примерно то же можно сказать и о специализации. Такое различение применимо
и к средневековью, не однородному в своих синхронных и диахронных срезах.
» 67 «
з*

образом, в связь с мутацией «предвозрожденческого» мышления от ноля
(песчинка дозволенного) ко всему (Монблан незамечаемых запретов).
Алхимический рецепт в этих исторических мутациях играет катализирующую
роль.
Рецептурность средневекового мышления — универсальный, всепроникающий
феномен, описывающий многообразные сферы средневековой
жизни и оставляющий свободным от рецептурной регламентации разве
что мир мистических озарений.
Средневековый рецепт рассказывает о том, как сделать вещь. При
этом вещь понимается в предельно широком смысле: изделие, фрагмент
жизненного поведения; жизнь как человеческое самоосуществление;
мир как изделие. Однако сделать вещь —это рассказать о том, к а к ее
сделать. Облечь способ воспроизведения вещи в слове. Иначе: слить в
недробимое единство слово и действие; событие и слово об этом событии,
ибо событие, не ставшее словом, бессмысленно. Священство рецептурных
действований — свидетельство о боге, живущем в рецепте не
телесно — словесно. Вещь вещает о боге (Ахутин, 1976, с. 119). Рецепт
не только о построении вещи, но и о ее понимании, о ее божественном
замысле. Создать вещь означает воспроизвести творческое слово об
этой вещи. Действие и молитва вкупе составляют средневековый рецепт.
Вещь как результат рецепта не только сумма предписывающих
приемов, но и акт творения в слове, который выше всех предписаний.

Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.