Алхимия в средневековой культуре
Объекты являются
уже чуждыми «я» упорядоченными вещами, они становятся носителями
святых значений, сияние которых почиет на них» (Цейтлин,
1931а, 6, с. 41). Здесь уже не важны вещественные первообразы
объектов, их естественное устройство. Любопытство к вещи
иссякает. Вышколенное знание не нужно. Химическая грамотность
излишня. Данцель, как и подобает оккультисту XX века, считает именно
такое, мистическое знание наивысшим. Но... руки молчат. Они бездействуют.
Молчит, бездействует и разум. «Алхимический» homo divinus —
плоский и неинтересный. Это не Франциск и не Экхарт! Это бывший алхимик,
забывший о том, что знал и умел — о своем безуспешном, но
вещественном, практическом деле. Где же он, homo faber?!
» 256 «
Историческая жизнь алхимии осуществлялась именно homo faber'oм,
а не «божественным человеком» в духе Данцеля46.
«Сам собой» случившийся, коренящийся в природе алхимии отрыв от
эмпирической, руками преобразуемой вещественности вынуждает нас
вновь спуститься к веществу, обрабатываемому алхимиком вручную.
За магией не только угадывался, но виделся мастерок алхимического
каменщика. Не важно, что ничего при этом так и не выходило (хотя
именно эти неудачи и ставились алхимикам в вину). Псевдо-Джабиру,
или Геберу приписывают такую, например, характеристику алхимиков.
Это люди, пытающиеся получить золото и серебро. Они невежественны
и работают, руководствуясь ложными методами. Такие люди либо обманщики,
либо обманутые. И тех, и других можно только пожалеть
(ВСС, 1,с. 562—564).
Гордый адепт не хотел, чтобы его жалели. Он собственными руками работал.
Мастерил, подражая природе, но и... «химичил». «Алхимичил».
И вот мастерок алхимического каменщика-неудачника неожиданно
превращался в резец алхимического скульптора, в кисть алхимического
живописца. Не дотошное копирование природного образца, а только использование
предоставленного природой материала. И noтoм:«Substantialis
similitudo» — «субстанциальное подобие», когда к образцу
примешивается воображение артиста. От per naturam к per artem. Подражающая
обезьяна, которая нет-нет, а что-нибудь такое и выкинет
(вспомните образ обезьяны в иконографии готических соборов). Вещь
алхимического искусства (алхимическое золото) похожа на вещь природы
(естественное золото) и... не похожа, ибо отмечена неповторимым
жестом артиста. Лучше это золото или хуже,— не важно. Важно, что
оно артистично. Точнее, путь получения его артистичен в отличие от бесстрастного
мастерства безошибочно работающей природы. Алхимик —
не просто ремесленник. Он — еще и художник. Художник-ремесленник,
искусник (artifex). Это обстоятельство точно схватывает противоречивость
алхимической деятельности, мятущейся меж мастерком и резцом,
кистью маляра и кисточкой пейзажиста. Именно таким и был мастер
алхимического средневековья. Высокая умелость при полном неумении
что-либо окончательно сделать. Это и отличает алхимическое искусство
от простого — в современном смысле — тэхнэ 47.
Глядеть не видя — слушать не слыша. Все умеющий неумейка. Именно
таков алхимик. С. С. Аверинцев считает всматривание доминантной чертой
греческой культуры (19716, с. 50—52). Алхимику это не дано.
Это уже совсем другие люди: месмеристы, спириты и прочее.
Тэхнэ в контексте средневековья и есть нерасторжимый сплав артистизма и ремесла.
Лишь «серийное» ремесло — без «бога». Алхимический ремесленный артистизм
воспроизводит глубоко личное ремесло средневековья, но таким образом воспроизводит,
что наглядно вскрывает его строение, включив еще и Слово в качестве
материала.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.