Алхимия в средневековой культуре
Крестоносцы отлично
знают, что галилейский учитель был распят именно в I веке. Но с не меньшей
убежденностью тот же крестоносец, разя сарацинов близ Иерусалима
в XII веке, уверен в том, что именно эти — из XII века — сарацины распяли
спасителя 4. Золото и железо — независимые творения бога. Это точно
знает алхимик. Вместе с тем железо — еще не пресуществленное золото.
И эта предпосылка движет всеми помыслами алхимика, хотя первая,
ее исключающая, живет в его христианско-демиургическом сознании.
Тогда бог тождествен самому алхимику. Предмет и понятие об этом
3 Пример подсказан Б. С. Грязновым.
4 Представления о времени в средние века превосходно изучены А. Я. Гуревичем
(1972, с. 84—138).
» 160 «
предмете как бы слиты: золото — оно же и Солнце. Тождественное и
сходное сливаются. Слово и дело пребывают вкупе. Столь же нераздельны
предмет и его признак. Круговорот повторений охраняет миф от саморазрушения,
обеспечивает цельность и замкнутость сферы. Непрерывное
воспроизведение раз и навсегда данного образца. Это философский
камень, как бы пародирующий собственно христианский образец. Этим
еще не исчерпываются структурные характеристики мифа. Их можно
длить и длить. Но даже пристально аналитический их перечень ничего
еще не дает тому, кто хочет, толкуя алхимический сон, наяву увидеть
этот сон. Упраздняется алхимия как предмет этого сна. Говорится лишь
о безлично-мифическом, внеисторическом, бесцветно-всечеловеческом.
Вместе с тем «природа несказанного... [такова], что о нем самом
нельзя говорить, и чтобы его выразить, нужно говорить о другом» (Манн,
1968, 2, с. 406). Мифические первосхемы не являются этим другим — они
тождественны мифу как таковому — это значит леви-строссовскому первобытному
мифу (Леви-Стросс, 1970). Для постижения культурного мифа
о философском камне нужно культурное иное, с ним сосуществующее.
Для этого надо мифологемы вообще понять как мифологемы
алхимические.
Оборотничество — центральная мифологема. Оно спонтанно, вне явного
движения, ибо топос мифических перевертней неизменен. Сам акт мифической
метаморфозы не размыкает изоморфное пространство мифа; напротив,
упрочивает его герметическую замкнутость 5. То же и в алхимии.
Трансмутация металлов. Золото — оборотень железа. Переодевание?
Не совсем. Это радикальное превращение, высвобождение скрытой сущности,
то есть золотости, всегда пребывающей, но лишь крайне редко
рысвобождающейся и доступной не оку, но глазу. Оборотпичество
особого рода. Такого, впрочем, рода, что похоже на христианское пресуществление
(хлеб — тело господне и вино — кровь господня). Как будто
так. Только грубей, материальней. Материальная поправка к пресущест-
вленческой духовности.
Но так ли? А может быть, природа алхимического оборотничества принципиально
иная? В каноническом христианстве чудо пресуществления
материализуется в ритуале причастия к телу-хлебу, крови-вину. Но за
ритуалом — некогда совершившаяся великая драма реального жития,
имевшего начало — середину — конец. Жития, зовущего к подражанию,
требующего действительных последователей, включенных в историческое
время и лишь потому причастных к вечному (когда-то тоже временному—
житию бога человеческой природы или человека божественной природы).
Хлеб и вино как предметы с самого начала олицетворены. Так в
христианском каноне, в христианской эсотерии.
5 Гоголевская Панночка с перевязанной рукой — черная кошка с перебитой лапой.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.