Алхимия в средневековой культуре
Из ничего — нечто. Наступило
и такое время, когда некогда возникшая и начавшаяся алхимия исчезла.
Из нечто — ничего. Да и сами алхимические тексты, коли внимательно
в них всмотреться-вчитаться, тоже не одинаковы. Разве так уж
похожа «Изумрудная скрижаль» Гермеса, например, на почти рациональные
тексты, скажем, того же Роджера Бэкона; а последние — на
фантасмагории карнавального Парацельса?! Мало похожи, хотя и то,
и другое, и третье о том же.
Итак, те, чему быть вечным и неизменным, оказывается временным и
бренным. В чем дело?
По-видимому, следует преодолевать парадокс ситуации в оппозиции: магистральная
средневековая культура — алхимическая
периферия этой культуры. Тогда сами по себе и первая и вторая
крайности действительно неизменны, обязанные тем не менее происшедшими
с ними изменениями бессодержательному союзу и, понятному
как взаимодействие одного с другим; официального средневековья с алхимией.
Взаимное передразнивание до... отождествления. Строго говоря,
нет истории ни официального средневековья, ни алхимии как таковых:
но есть история их в з а им о д е й с . в и й. Вот почему, чтобы рассказать
историю алхимии — а значит, и официального средневековья — нужно
рассказать историю этого самого и.
Однако проблема, поставленная таким образом, рискует оказаться декларацией,
если только не выразить ее в алхимических категориях. Следует
сосредоточить внимание на движении самого предмета, оказавшегося
в тяжелодумных глиняных руках алхимика и подвергнутого его же
легкомысленному обсуждению. Развитие алхимии как развитие предмета
— представлений о нем.
Переформулирую главную оппозицию, основанную на специфике алхимии
как предметно-теоретической — н о м и н а л и с т и ч е с к и - . е а л ис
т и ческой — деятельности, располагающейся между химическим ре-
» 271 «
меслом и теоретизированием по поводу мира веществ, сопрягающей то
и другое. Иначе говоря: технохимическое ремесло и чистое теоретизирование.
Здесь и — это сама алхимия, осуществляющая дилетантское средостение
этих двух ипостасей деятельности средневекового человека. Такова
синхрония. По мере кардинальных диахронных изменений 3, то есть
изменений подлинно исторических, и технохимия, и теоретизирование
будут каждый раз взаимно иными. Вместе с ними и алхимия тоже будет
иной. Но здесь и начинается исследование алхимии как ее истории 4.
История эта движется едва заметно. Вот почему описать ее обычными
средствами трудно. Да и вряд ли нужно, ибо тогда будет утрачена специфика
исторического времени алхимии как уникального макрообъекта,
средневековой культуры. Замедленная съемка. Нужно найти иной способ
исторического описания. «Приближенное описание» — воспользуюсь
здесь выражением Д. С. Лихачева (1973, с. 6) — существенная особенность
такого описания. Крупно. И только потому купно. Башня из слоновой
кости, точнее, под слоновую кость из беленого картона, с одной,
алхимической стороны; самоизменение правоверного христианина—с
другой. Алхимический универсум — пародийный образ по отношению
к образцовому мирозданию официального средневековья.
Вместе с тем глубоко еретический акт возникновения алхимии в
противовес собственно средневековью оборачивается поразительной косностью,
сковавшей живое движение первоначальной алхимической мысли.
Но именно это и составляет суть пародии: доведение объекта пародии
до абсурда. Scientia immutabilis. Но и... распад, самоуничтожение.
3 В результате пародирования и равнения на это пародирование как раз и возникает
возможность ориентации на инокультурное.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.