Алхимия в средневековой культуре
И, действительно, именно здесь
орудия обмана и мошенничества противостояли ничего не подозревающей
публике. Но как ремесленники могли так долго верить в то, что они
могут действительно ремесленной практикой или магическими формулами
достичь реального изменения облика? — спрашивает Бертло.— Это
было интеллектуальное состояние, которое приводит нас в недоумение
(там же). Так что же: вольный или невольный обман, погружение в
многовековое гипнотическое состояние? Но вопрос остается: как же все-
таки техника аурификции обернулась мистикой аурифакц
и и? Дж. Нидэм на этот вопрос отвечает примерно так. Во-первых, он
отвергает навязчивую идею первых историков химии, считавших, что алхимики
и ремесленники образовывали однородную группу. Во-вторых,
2 И все-таки, согласно А. Гопкинсу, Бертло всегда исходит из несомненности того обстоятельства,
что ремесленники, для которых были написаны эти рецепты, стали
впоследствии истинными алхимиками (с. 23; Hopkins, 1934).
» 304 «
уповая на социологическое объяснение, Нидэм считает, что ремесленники-
металлисты и философы-любители — аурифакторы — две принципиально
различные группы, контакт между которыми вовсе не обязателен.
Между тем видимость алхимического рукотворения была в действительности
лишь видимостью, призванной иллюстрировать космические
макроскопические процессы в лабораторном микрокосмосе— в
алембике ли, в атаноре ли. Золото — лишь знак наивысшего совершенства.
Разоблачение его как золота значения не имело. Лишь теоретическая
и наставническая мощь трансмутации была неукоснительно самоценна.
Подвергнуть алхимическое золото испытанию огнем с целью проверки
или же разоблачения значило бы унизить труд адептов3, ибо, согласно
Ньютону, пробирер-поверитель— всего лишь работник, действующий
руками. «Non potest fieri scientia per visum solum» — «невозможно
достичь знания через одно только видимое» (с. 24—25). Традиционный
разрыв рукотворного опыта и духотворчества, что как будто вполне убедительно
отмечает Нидэм, объяснит всю историю алхимии, химических
ремесел, иначе говоря, историю любой химико-подобной деятельности
во всеземном масштабе. Но вполне ли убедительно?
Разделение рукотворного опыта и духотворчества — ход плодотворный
и конструктивный, обещающий много в сфере исторического реконструирования
такого сложного явления, как алхимия. Однако ход этот в
данном случае — только социологический, чего не скрывает и сам автор
этой гипотезы, распространяя ее на всю алхимию целиком, независимо
от времени и страны. Именно поэтому гипотеза эта представляется вне-
исторической, упраздняющей различия разных алхимии — эллинистической,
греко-египетской, китайской; различия, связанные с особенностями
места алхимической деятельности в составе принципиально несходных
культур.
Далее. Если рукотворный опыт и духотворчество столь жестко разведены,
то почему же все-таки духотворчество адептов намеренно рядится в
земные — промасленные, пропитанные едкими дымами —одежды техников-
ремесленников, приземленных и согбенных над реальными амбикса-
ми, горнами, атанорами, печами и водяными банями, проводящих за как
будто натуральным купелированием короткие дни и длинные ночи?
Кому нужен такой маскарад? И еще. Где же то подлинное духотворчество
и есть ли оно, которое не нуждается в таком притворстве, не нуждается
даже и в декоративном технологическом фасаде, потому что отрешенность
от рукотворного опыта действительно полна и безгранична?
А если есть, то как с такой чистой теоретико-беспредметной, духовной
3 Противопоставление рукотворного ремесла интеллектуальному «парению» — дело
давнее.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.