Алхимия в средневековой культуре
Но с одним, правда,
условием: без обманного лицедейства. Иначе все это — лишь
«обезьянство». И тогда ты не алхимик, а фальшивомонетчик, подбавляющий
«к флоринам трехкаратную подмесь» (XXX, с. 90) 8.
Там же, в десятом рву, томятся и другие подделыцики: поддельщики людей,
денег, слов. Обманным подделкам прощения нет. Зато подлинное
8 То есть на каждую унцию золота — три карата меди; карат — 1/24 унции. Так расшифровывают
этот стих комментаторы (Данте, 1967, с. 587).
» 165 «
превращение — железа в золото, «быка в козу...·» — приветствуют. Но историческая
жизнь алхимии, поддерживаемая реально-мифической неосуществимостью
сокровенных чаяний в области истинной трансмутации,
осуществляла себя мифически-реальной осуществимостью мнимых превращений,
замешанных на чернокнижном колдовстве, авантюрном мотовстве,
передразнивающем «обезьянстве» — изнанке сдержанности и аскетической
умеренности канонического средневековья.
Это и составляло социально-историческую жизнь алхимии, ее практику,
противостоящую официальной средневековой социально-исторической
жизни с ее христианской духовностью. Данте видит составность алхимии;
переводит на язык правоверного христианина лишь то, что переводимо,
переводя и алхимический миф в христианский, изгоняя из христианского
мифа чернокнижно-алхимическое — лицедейски-обезьянье. Но такое
изгнание сродни обнажению в алхимии... алхимии, средних веков... в
средних же веках. Зато выход в иное культурное пространство — ренессанс,
новое время. Заметьте, выход в иное мыслится Данте как подлинно
алхимический — пресуществленчески-оборотнический
выход. Но алхимическое лицедейство рядом. Обезьянничающий фальшивомонетчик
Капоккьо и летающий по воздуху мот и транжир обманщик
Гриффолино — вот они тут, в пределах средневековой культуры. Нужно
обратиться к предсуществованию алхимии, чтобы понять ее жизнь в замкнутом
пространстве средневековья.
Итак, доалхимические времена, когда алхимии еще не было, зато были
все составившие ее части, но жившие порознь относительно самостоятельной
исторической целостностью каждая.
Задним числом легко установить источники и составные части алхимии.
Это папирусные своды, толкующие о металлоподобных имитациях, которые
можно принять за подлинные превращения металлов. Далее аристотелевская
и платоновская традиции: Аристотель с его идеей о всеобщей
превращаемости вещества и учением об элементах-стихиях и свойствах-
качествах и Платон в неопифагорейской и неоплатонической
версиях александрийцев. Аристотелизм и платонизм (точнее: неоплатонизм)
именно в алхимии обрели совместное существование9. Четвертым
элементом оказался гностицизм, сам имеющий синкретическую природу.
Если назвать греческие, египетские, иудаистские, халдейские, персо-зо-
роастристские, индийские истоки, то, может быть, это исчерпает столь
сложный религиозно-идеологический комплекс, каким было гностическое
учение в эпоху раннего христианства. Это синтетическое религиоз-
9 Этьен Жильсон отвергает ставший общим местом тезис о том, что аристотелизм схоластики
сменил платонизм патристики. Господствовали оба течения — Платон влиял
на развитие христианских идей, а Аристотель влиял на опыты догматиков укрепить
веру разумом. Далее Жильсон ограничивается лишь пожеланием выявить «живую
действенность» обоих течений дохристианской мысли в истории христианства
(Хюбшер, 1962, с. 97—98). Между тем именно алхимия оказалась естественным местом
«живой действенности» фундаментальных традиций, укорененных в древнегреческой
культуре.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.