Алхимия в средневековой культуре
172).
» 306 «
Но целостный образ алхимии, сложенный из принципиально разнородного,
Гоголь не увидел. Алхимия предстала ему рядовым фрагментом в
контексте средневековой культуры, предтечей новонаучного европейского
знания: «...самый образ занятий, царствовавший в середине и конце
средних веков,—это всеобщее устремление всех к чудесной науке, это
желание выпытать и узнать таинственную силу в природе, эта алчность,
с какою все ударились в волшебство и чародейственные науки, на которых
ясно кипит признак европейского любопытства, без которого науки
никогда бы не развились и не достигли бы нынешнего совершенства! Самая
даже простодушная вера их в духов и обвинения в общении с ними
имеет для нас уже необыкновенную занимательность» (с. 23). Обратите
внимание на мысль о массовом характере «чародейственных наук», всеобщей
поглощенности магическим чудодейством.
Ближе к пониманию избраннической миссии алхимика оказался
А. И. Герцен: «Посмотрите на алхимика перед его горном — на этого
человека, окруженного магическими знаками и странными снарядами;
отчего эта бледность щек, этот судорожный вид, это трепетное дыхание?
Оттого, что в этом человеке не целомудренная любовь к истине, а сладострастное
пытание, насилие; оттого, что он делает золото, гомункула в
реторте. Объективность предмета ничего не значила для высокомерного
эгоизма средних веков; в себе, в сосредоточенной мысли, в распаленной
фантазии находил человек весь предмет, а природа, события признавались,
как слуги, помочь в случае нужды и выйти вон» (1954, 3, с. 256—
257). Но средние века у Герцена оказываются целиком растворенными
в алхимическом высокомерном труде.
Средневековое сознание было двойственным по самой своей сути 5.
Здесь следует принять во внимание мысли Ф. Энгельса об алхимии, сводящиеся,
во-первых, к тому, что алхимия в свое время была необходима;
во-вторых, что существует связь между алхимией и религией; и, наконец,
в-третьих, что алхимия немыслима без философского камня, обладающего
богоподобными свойствами, а именно: чудесным сверхъестественным
образом трансмутировать неблагородные металлы в золото
и серебро, быть панацеей от всех болезней и служить эликсиром вечной
жизни. Алхимия—это спиритуалистическая химера; мечта покорить
природу чудесным и сверхъестественным путем6.
Как видим, парадокс исторического бытия алхимии проницательно точно
отмечен Ф. Энгельсом, считавшим алхимию существенно необходимым
элементом средневековой культуры и представляющем собой сочетание
спиритуалистических и «практических» потенций, живущих в
алхимии как в целостном живом образе средневековой культуры. Вмес-
5 Уже Августин в «Dе civitate Dei» близко подходит к этой мысли: «Два града сделали
две любви; земной град — любовь к себе до пренебрежения богом; град небесный
— любовь к богу до пренебрежения собою·» (с. 222).
6 Маркс К, Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 277; т. 21, с. 293.
» 307 «
те с тем Энгельс подчеркивает не вполне тождественный, а скорее антиподный
характер связи (но связи!) алхимии с официальным средневековьем.
Алхимия выступает дальней, может быть, даже уже не вполне
христианской, в известной мере еретической периферией средневекового
мира. «Практические» потенции алхимии взяты в кавычки не случайно.
Золото — лишь повод для космос-созидающих построений; практика
же алхимиков в некотором роде квазипрактика7. Наипервейшей
вещью была картина герметического мира, и только потом
картинка мирка металлических превращений.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.