Алхимия в средневековой культуре
Священная тайна мастера. В результате — шедевр, свидетельствующий
о мастере и его мастерстве, а вовсе не о материальных основаниях
вещи. Чистый творческий акт. Напротив, вещественная протяженность
материала, далекого от шедевра, лишь материально содержит вещь, потому
что не озарена овеществляющим словом мастера.
Стало быть, средневековый рецепт как особая форма деятельности
средневекового человека — не просто сумма предписаний для последующей
исполнительской деятельности, но такая форма деятельности, в которой
словесно-заклинательно предвосхищается, осуществляется сама
эта деятельность. Мнемонически закрепляется в эмоционально напряженной
форме, приводя в священный трепет мастера, подвигая его к
священной жертвенности во имя шедевра — венца ремесленных процедур.
Вне этого нет средневекового умения — средневекового мастерского
ремесла — искусства; молитвенного ремесла. Алхимический рецепт —
средневековый рецепт. И все же иной. Алхимическое слово гетерогенно.
Это слово-миф, слово-космос, слово-вещь. Творчески: вместе
и слитно. Именно потому алхимическое слово вступает в спор с
традиционной теологической доктриной. В алхимическом рецепте осуществляется
общение с реальным предметом — будь то конкретное вещество
или реторта для «физико-химических» вторжений в тайные потемки
этого вещества. Общение... Но не только с реальным предметом.
С алхимическим небом тоже — с возможностями и силами, живущими
и действующими в мифотворческой картине алхимического мира. Мировоззренческий
синтез алхимика, воплотившего в рецепте также и ре-
» 68 «
месленный опыт; но пустотелый, безрезультатный, весь ушедший в цветистое
алхимическое слово. Вещь, снятая в словесно-вещественном рецепте.
Малый текст алхимического рецепта —отражение, но и преображение
Большого рецепта всего средневековья, вырастающего из
корней средневекового ремесла, средневековых форм производства.
Выход за пределы алхимии в официальное средневековье и вновь возвращение
к ней позволяют обозначить не только ее скрепляющую, сим-
волически-моделирующую, но и регулятивно-преобразующую роль в
многогранной взаимоотраженности средневекового мировидения, данного
в его социокультурных срезах 19.
Приземленное слово — вознесенная вещь. В едином и единственном рецепте.
Словесный знак вещи — вещественная фактура слова в единственном
и едином рецепте... Путь, ведущий к алхимическому символо-
творчеству, которому надлежит составить предмет следующей главы.
19 «Хочешь, продам я тебе за сто золотых секрет получения чистого золота»? — сказал
один алхимик неудачливому адепту.
«Хочу», — ответил тот.
По вручении ста золотых гульденов последовал очень длинный и очень подробный
рецепт, предписывающий все, что надо делать. Довольный адепт, сияя, быстрехонько,
распрощался, чтобы скорее взяться за дело.
«Послушай! — крикнул ему вслед продавший тайну.— Я забыл сказать тебе самое
главное: когда будешь делать золото, выполняя предписания рецепта, не думай при
этом о белом козле. Иначе ничего не получится».
На утро горожане увидели спятившего герметиста, потерянно бродящего по городу и
бормочущего: «Белый козел, белый козел...»
Приходит время, когда никакие запреты уже не действуют.
ГЛАВА
II
ПРЕВРАЩЕНИЯ ЧЕРНОГО ДРАКОНА
Символические формы алхимического мышления
«Чтобы приготовить эликсир мудрых, называемый философским камнем,
бери, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится
в зеленого льва.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.