Алхимия в средневековой культуре
Алхимический миф и миф христианский. Их синхронное историческое
сосуществование. Каково оно? Обращусь к Данте, современнику и очевидцу
алхимических фантасмагорий, глядящему в кривое алхимическое
зеркало, рассматривающему ночной алхимический миф голубыми глазами
христианина XIII—XIV столетий. Миф, выведенный за пределы самого
себя — в пределы собственно христианского мифа; но выведенный,
однако, алхимическим способом.
Круг восьмой Дантова Ада. Ров десятый. «Последняя обитель Злых Шелей...
» Здесь мучаются поддельщики металлов жуткой телораздираю-
щей чесоткой. Вслед за Данте познакомимся и мы с ними. Первый под-
дельщик аретинец Гриффолино рекомендует себя так:
Я из Ареццо; и Альберо в Сьене,—
Ответил дух,— спалил меня, хотя
И не за то, за что я в царстве теней.
Я, правда, раз ему сказал, шутя:
«Я и полет по воздуху изведал».
А он, живой и глупый, как дитя,
Просил его наставить; так как Дедал
Не вышел из него, то тот, кому
Он был как сын, меня сожженыо предал.
Но я алхимик был, и потому
Минос, который ввек не ошибется,
Меня послал в десятую тюрьму
(Ад, XXIX, 109—120).
7 Несомненно, все это окрашено и в социальные тона. Учение об адской трансмутации—
хороший способ отмежеваться от подозрений, дабы обеспечить безопасные
практические штудии в области трансмутации райской. Вор, кричащий «Держи
вора!» — точная характеристика кризисной ситуации алхимического мифа.
» 164 «
Земная смерть Гриффолино вполне тривиальна. Костер святой инквизиции—
за безбожное колдовство. Но не столько за колдовство, сколько за
неудавшееся колдовство: не смог обучить Альберо, любимца сьенского
епископа, летать по воздуху. Колдовство, бесполезное для власть имущих,
и есть ересь, достойная костра. Колдовство с пользой—совсем другое
дело. Алхимия здесь не при чем. Она была вполне дозволенной,
если только без надобности и без ведома с ее помощью не подделывать
металлы. Гриффолино подделывал или мог подделывать металлы, потому
что был алхимиком. Именно это обстоятельство не ускользнуло от
проницательного Миноса. В результате — «десятая тюрьма».
Рассказывая земные сьенские истории, Гриффолино упоминает своих
дружков Стрикку и Пикколо, принадлежавших в земной жизни к «расточительному
дружеству», состоявшему из двенадцати молодых мотов, решивших
все свое состояние прокутить, пустить на ветер (как о том толкуют
комментаторы «Божественной комедии»). Значит, рядом с алхимией,
алчущей золота, стоят чернокнижное колдовство и лихая расточительность.
Вместе с тем сама алхимия, всецело дозволенное искусство,
могла быть средством обмана.
Капоккьо — второй алхимик. Он был, по свидетельству биографов Данте,
школьным товарищем поэта. В 1293 г. был сожжен по приговору инквизиции
в Сьене. Он представляется Данте несколько иначе:
И чтоб ты знал, кто я, с тобой трунящий
Над сьенцами, всмотрись в мои черты
И убедись, что этот дух скорбящий —
Капоккьо, тот, что в мире суеты
Алхимией подделывал металлы;
Я, как ты помнишь, если это ты,
Искусник в обезьянстве был немалый
(133—139).
Здесь с алхимией соседствует «обезьянство», искусство озорного передразнивания,
которое вкупе с изготовлением фальшивой монеты неумолимо
ведет на костер.
Можно допустить, что алхимия, не занимающаяся подделкой, сама по себе
была бы вполне лояльна. «Подлинные» трансмутации, имеющие природу
пресуществленческого оборотничества, воспринимаются
с глубочайшим пиететом, вызывают трепетное почтение как практическое
дело, восполняющее бестелесную духовность.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.