Алхимия в средневековой культуре
25 Приведу иерархически восходящую лестницу титулов одного розенкрейцеровского
тайного сообщества XVI века, укорененную, однако, в стародавней алхимической
традиции: Zelator — ревнитель; Theoricus — теоретик; Practicus — допущенный к
действиям; Philosophas — постигающий истину: Adeptus junior — младший, причастный
тайнам; Adeptus major — старший, причастный тайнам; Adepius exemptus — причастный
тайнам чрезвычайным; Magister templi — начальник храма; Magus — маг
(Амфитеатров, 1896, 20, с. 79—80).
26 Иное дело — в официальном средневековье. «Чудо» обретшей бога души — стигматы
Франциска из Ассизи. Таинственная «потусторонняя» взаимная переписка Роджера
Бэкона с давно умершим Авиценной. «Телепатическое» прозрение Альберта Великого,
учителя Фомы Аквинского, почувствовавшего сквозь даль расстояний то, что
именно в сию минуту, где-то там далеко, почил любимый ученик: «.Фома умер! - вскричал
за дневной трапезой сейсмически чуткий Альберт.— Душа Фомы воспарила...»
27 . птичка верит, как в зарок,
В свои рулады.
» 321 «
Не приотворялся ли алхимический Сезам, когда в него стучалось христианское
средневековье как культурное целое? Не приотворялось ли это
средневековье, когда в него просился притворившийся одичавшим от
одиночества адепт? Не подтачивала ли мирская практика и не расшатывало
ли высокое теоретизирование эту безоконную картонную — под
слоновую кость — алхимическую башню, которая сама себя и выстроила
за пределами христианского средневековья?
За пределами ли? Но как раз здесь-то и завершает себя представление
об алхимии как едва ли не выпавшей из средневековья, странно
противостоящей ему. Еще один образ алхимического дела: алхимия
внесредневекова; образ, не выдерживающий критики хотя
бы перед обстоятельной завершенностью первого ее образа (алхимия
средневекова). Тогда, может быть, начать все сначала?
Нет!—Алхимия парадоксально пребывает вне средневековых
пространств, хотя и в средневековых временах; вне
средневековых времен, хотя и в средневековых пространствах.
Здесь и там. Сейчас и тогда. На границе.
На межкультурном, межвременном пограничье...
Тринадцать заповедей «Изумрудной скрижали»,
или
образ мира в зеркале алхимии
Идея гармонической связи всего со всем, такой связи, которая формирует
космос как живой организм, целостный и нерушимый,— центральная
идея, владеющая всеми помыслами адепта, считающего все начала
неразрывно связанными в бытии как различные части в одном целом.
Уроборос гностиков — первичная материя, проникающая все материальное:
.. .. ...— «единое — все», или «все как одно». Вместе с тем часть
мироздания вдруг оборачивается живым целым, но таким целым, которое
в этом своем живом и целостном качестве представляется аналогом
любой части того же самого мироздания. Природные объекты и самостоятельны,
и, одновременно, части вселенной. Они аналогичны друг другу,
а потому взаимозаменяемы. Подобие. А если иерархия, то иерархия
концентрических кругов, равноправных по отношению к общему центру,
единому для сколь угодно мелкого и ничтожного сущего. Философское
яйцо, один из главных символов алхимиков,—это вселенная,
предстающая Вселенной для всех, всеобщим мирозданием.
Правила взаимозаменяемости пока не строги. Они произвольны. Они
И не пускает на порог
Кого не надо, —
словно про замкнутых адептов написал две последние строки Борис Пастернак
(1965, с. 481). «Кого не надо...» И все-таки кто надо, тот оказывался и на пороге, и
за порогом — в стенах алхимического дома.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.