Алхимия в средневековой культуре
Точнее: мистик мыслит
«божественно» (там же). Или: если мистик мыслит вещь, бога в этой
вещи, схоласт мыслит о вещи, по поводу вещи, о боге, по поводу бога в
этой вещи. Предел мышления мистика неизречен. Предел мышления
схоласта — тоже бог. Но в терминах схоластики о нем можно помыслить.
Вспомните вопросник архиепископа Юлиана Толедского, облегчающий
мышление схоласта,— о ногтях, волосах и прочем у воскресших по смерти.
А теперь сравните у Августина: «Как бы стрелой пронзили меня
глупые обольстители, спрашивая: ... ограничивается ли бог телесными
очертаниями и есть ли у него волосы и ногти». Если для мистика эти
разымающие образ вопросы невозможны в силу их полнейшей для пего
бессмысленности, то для схоласта они — норма, предпосылка его мышления.
Вопросы Юлиана с точки зрения мистика бьют мимо цели, ибо
цель — сущность. Они холостые, «схоластые», патроны, призванные разрушить
вещь как образ, как целостность, столь значимые для мышления
мистического.
Стало быть, мистика и схоластика противостоят. Мышление мистика и
мышление схоласта—два сосуществующих относительно самостоятельных
типа средневекового мышления. Но и мистик, и схоласт — люди од-
» 124 «
ной культуры. Коль скоро это так, то не следует ли отыскать в мистике,
как имеющей более глубокие, нежели схоластика, традиции в раннехристианской
философии, предпосылки стать схоластикой?
Обращусь к ситуации Буриданова осла. Отчего, собственно, умер Буриданов
осел? Будучи средневековым ослом XIV столетия, он и мышлением
обладал глубоко телеологическим. Следовало предпочесть одну копну
сена другой копне сена. Между тем условия этого предпочтения заданы
не были. Напротив, копны сена изначально равны. Осел-мистик, действуя
в сиюминутной ситуации голода, должен был бы как раз в силу безразличия
этих копен сена поступить как жив-человек: по очереди съесть обе
копны. Но это был осел-схоласт, равнодушный к копнам сена как живым
образам, но зато очень чуткий к абстракциям этих копен сена — к заведомо
одинаковым единичностям. Возникла проблема, так и не решенная
(или решенная летальным для осла образом) : две совершенно одинаковые
единичности не есть ли в сущности одна единичность? Но коли так,
то почему их все-таки две (территориальная разведенность копен сена).
Реальный осел — живой и голодный — пребывал в собственном мышлении
среди бесплотных, абстрактно-логических конструкций. Оттого,
собственно, и умер.
Но снова спрошу: как же все-таки мистик становится схоластом? Когда
же наступает этот переход от эмпирического созерцания к теоретизирующей
рефлексивной деятельности над мистически постигаемой эмпирией?
И как?
Поле эмпирического расширяется. Все вещи Подлунной, в некотором
смысле противостоящие богу, запечатлены в образах — мгновенных,
живых. Самое же их постижение у мистика всегда трансцендентпо.
Передать способы их видения нельзя. Обучаемость мистическому миро-
видению исключена. Нужна школьность — схоластичность — образа,
нужен его словесный, филологический экстракт. Личное творчество приобщения
к абсолюту должно стать делом коллективным, соборным —
делом для всех. Нужно учение о мистическом. Учение, в котором все
воспроизводимо, умопостигаемо — ничего от трансцендентного. Кроме
того, такой путь доступней. Талантливость как категория избранническая
оборачивается научаемым ремеслом. Возникает схоластика — рефлексия
мистики, ее, так сказать, абстрактно-логическое, теоретическое — в формально-
логическом смысле — основание.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.