Алхимия в средневековой культуре
Высокий интеллектуализм свободного художника чужд мастеру-ремесленнику.
Ученому «начетчику»-иудею, набожному «ревнителю» так же не по душе
простой ремесленный труд, ........—банаусос, что буквально означает: присущий
ремесленнику, или, в переносном смысле,— пошлый, вульгарный, банальный,
бездуховный. То же и в иудейской традиции — 'mhr'z — ам-хаарец. Об этом можно
прочитать у С. С. Аверинцева (1971б, с. 255).
» 305 «
деятельностью согласуется все-таки предметная и все-таки еще
слишком «чернорабочая» деятельность адептов?
ЕСЛИ ВСЕРЬЕЗ отнестись к предшествующим мнениям, одной только
алхимии, включенной в состав христианской культуры средних веков,
было бы более чем достаточно, чтобы разрушить привычный стереотип об
унылой однородности этой грандиозной тысячелетней эпохи. Всякий
непредубежденный историк мог заметить и замечал цветную многослойную
гетерогенность средневековой культуры, не распадающейся на отдельные
спектральные полосы исключительно благодаря необычной силы
напряженной духовности, сплавляющей многоголосие и многоцветие
средних веков в слаженный полихроматический хорал готического собора.
Н. В. Гоголь, интересовавшийся европейскими средними веками, составивший
специальную лекционную университетскую программу по курсу
истории средних веков, верно чувствовал средние века величественными,
как колоссальный готический храм; темными, мрачными, как его пересекаемые
один другим своды; пестрыми, как разноцветные его окна, и
куча изузоривающих его украшений; возвышенными, исполненными порывов,
как его летящие к небу столпы и стены, оканчивающиеся мелькающим
в облаках шпицем (1952, 8, с. 25) 4.
Но у разнородной средневековой жизни есть действительно разнородные
основания в генезисе. Идя в этом отношении за пределы очевидного,
Гоголь писал: «Время ее (средневековой истории.— В. Р.) считали слишком
варварским, слишком невежественным, и оттого-то оно и в самом
деле сделалось для нас темным, раскрытое не вполне, оцененное не по
справедливости, представленное не в гениальном величии. Невежественным
можно назвать разве только одно начало, но это невежественное
время уже имеет в себе то, что должно родить в нас величайшее любопытство.
Самый процесс слияния двух жизней, древнего мира и нового,
это резкое противоречие из образов и свойств, эти дряхлые, умирающие
стихии старого мира, которые тянутся по новому пространству, как реки,
впавшие в море, но долго еще не сливающие своих пресных вод с солеными
волнами» (1952, 8, с. 15).
4 Но сильна еще иная, прямо противоположная этой, антидиалектическая традиция,
идущая от Возрождения и укрепившаяся в век Просвещения, традиция, позитивистски
трансформированная в середине прошлого века. В. И. Герье отметил и такой
поворот в европейской медиевистике, выразив его в заостренной форме, воспользовавшись
образом готического храма, этой стершейся метафорой западной
средневековой культуры: «Подобно тому как над каждым из средневековых городов
высоко поднимается его массивный собор со своей, направленной к небу остроконечной
башнею, так над всею средневековою жизнью царит одно общее, величественное
сооружение человеческого духа. Оно теперь обветшало, несмотря на неоднократные
реставрации,— число его поклонников, однако, еще очень велико, хотя
вместе с тем возрастает и число тех, которым оно мешает и которые хотели бы его
снести, чтобы поставить на его место что-нибудь другое по своему вкусу и потребностям—
казарму, фабрику или фаланстерий» (Вестник Европы, 1891, 1, с.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.