Алхимия в средневековой культуре
Но прежде опять-таки потребно общение межкультурное:
античность — средние века — Возрождение. Нужен новый
диалог: диалог средневекового человека со своим античным прошлым
существованием, со своим возрожденческим будущим.
Исторический Роджер Бэкон таит в себе возможность диалогической раз-
двоенности-удвоенности и по диахронии: томление по раннехристианскому
идеалу, с одной стороны; опыт в духе Новой науки — с другой.
Вновь двуликий (триликий) Янус. Горизонтальная почти симметрия.
Исторический результат — человек Ренессанса.
Исследование оппозиции правоверный еретик — инокультурный
пришелец, составившее содержание эпилога, намекает на двухчастное
построение нашего сочинения, неумолимо подступающего к своему
концу. Диалог в замкнутом мире воплощается в монашеско-а лхимическом
Роджере Бэконе. Межкультурные взаимодействия на
алхимическом перекрестке культур можно было бы уловить в некоем
а н . и ч и о-с ред невеков о-р енессансном гуманисте50. Иначе—
в человеке средневековья, делающем культуру европейских средних
веков и живущем в этой культуре.
Однако цельное пространство эпилога не стало подтверждением
50 Например, у Петрарки, в его «Тайне» («Secretum Suum»), апеллирующего к Августину,
литературно-историческому персонажу, ставшему тайной ипостасью поэта.
Лишь в художественной практике ренессансной культуры коллизия правоверный
еретик — иноку л ь туный пришелец предстает как диалогическая
целостность. Но о том особая речь.
» 348 «
столь же цельного, равновесного единения двух противоположных,
но дополняющих друг друга историографических традиций: феноменологического
описания с акцентом на исторически уникальное описание
истории как сквозного генерализирующего акта человеческой закономерной
воли. В самом деле, эпилог так же, как и все сочинение,
если не разваливается надвое, то уж, во всяком случае, раздваивается.
При этом каждая половина — рассчитываю на это — «думает» о половине
недостающей 51. И все-таки где искать точку их естественного соединения?
Что и кто соединит их? Опять-таки: от человеческой
деятельности — к деятельному человеку. Два только
что названных контрнаправленных движения исторического познания,
конечно же, осуществлены в предмете этого познания, но также и в самом
историческом самосознании. Иначе говоря, в авторско-читательском
восприятии предмета. И это не субъективизм, а вполне соответствует
объективной природе исторического знания: антикварно-описательного
и злободневно-поучительного одновременно. Но именно с такой
установки и было начато исследование. Однако начато как с догматического
установления. Но по ходу исследовательского дела эта почти
тривиальная догма обернулась проблемой, представшей в нетривиальной
остроте. Вот почему скажу еще и еще: приближаюсь к концу—
возвращаюсь к начал у... Ибо не закрыть тему, а напротив,
открыть и переоткрыть ее для иных исследовательских в нее
проникновений и постижений — лишь в этом я вижу наибольшую услугу,
какую можно было бы оказать полюбившейся за это время мне —
может быть, и Вам тоже?—такой удивительной вещи, какой была алхимия.
И в этом нас поддержит марксистская материалистическая диалектика—
самое антидогматическое учение, какое когда-либо создавала
пытливая и мужественная человеческая мысль.
«КАКОЙ РЕЗУЛЬТАТ от алхимии, кроме дыма, пепла, плача, вздохов,
слов, скорби, бесчестья? Выгоды от алхимии в том, что она бедному ни
разу не доставила богатства, а богатого привела к бедности,— это мы часто
видели»,— невзначай посетует Петрарка (Карелин, 1899, с.
Данная книга публикуется частично и только в целях ознакомления! Все права защищены.